Люди земли идринской
- Жил в селе Мерзлая Салба Краснотуранского района животновод Семен Минаков. Приходился он мне дядюшкой, - рассказывает Владимир Петрович Шамаль, житель села Екатериновка. - Примерно в 1963-м году дядюшка Семен перегонял лошадей на откормплощадку, что находилась в трех километрах от Идры по дороге на Центральный. С табуном лошадей остановился в Новоберезовке и ночевал у меня. Он многое тогда рассказал о себе, и его рассказы запали мне в душу, зафиксировались в памяти. Мелкие подробности я, конечно же, не помню, но в целом воспроизвести могу. Особенно потряс рассказ о войне и ее последствиях для него.
Дядя Семен был призван сразу как началась Великая Отечественная, но воевал недолго, попал во власовскую армию к немцам. Власов сдал врагу первую армию на берегах Балтики. Артиллеристы, увидев на рейде немецкие корабли и еще не зная о сдаче армии, дали залп, за что и были отправлены в концлагерь. Лагерь находился в Польше. Он, кажется, назывался Освенцим.
Семен Минаков - коренной сибиряк, а сибиряки, как известно, народ крепкий, сноровистый, ухитрился с товарищами совершить побег. В лесу они забились под какой-то выворотень, как в нору. Товарищ оказался ближе, и его загрызли собаки. Семена же немцы загрызть не позволили, доставили в концлагерь как доказательство успешной погони. Над Семеном издевались, вырезали со спины два кожаных ремня, оголив мясо. Дядюшка показывал мне спину. На ней было две белых, почти прозрачных полосы, на которых не росли волосы. Выжил, но подорвалось здоровье. От издевательств и голода стал сильно кашлять и болеть животом. Его рвало с кровью, и при приступах однажды вышел к колючке (ограждению лагеря), где вдруг услышал за ограждением русскую речь: «Кто ты?». Семен поднял голову и увидел, что мимо идет женщина. В этом месте за тюремным ограждением была дорожка, по которой ходили на службу вольнонаемные, работавшие в госпитале и управлении лагеря. Женщина спросила не останавливаясь и не поворачивая головы, но Семен понял, что вопрос обращен к нему. «Я русский» - назвался Семен. На этом первое их общение закончилось. Семен понял, что женщина в чем-то заинтересована, и стал выходить к ограждению по возможности и в определенное время. Разговоры их были кратковременными, так как останавливаться женщине и смотреть в сторону Семена было нельзя. Их общение могли засечь часовые на вышках. Они обменивались лишь мимолетными взглядами, брошенными как бы невзначай. Женщина, явно нерусской национальности (говорила с акцентом) поверила Семену, а тот понял, что она сочувствует ему. Когда она узнала чем болен Семен, незаметно кинула под ограждение сверток. Семен, будто корчась от боли, согнулся и подобрал его. Там оказалось лекарство, от которого он пошел на поправку. Постепенно женщина узнала в каком карьере работает Семен, в каком забое и предложила: «Хочешь убежать отсюда?». Семен ответил: «Хочу!». «В твоем забое будет зарыт сверток, переоденься и беги». Женщина не работала в карьере, и Семен понял, что в своих сочувствиях пленным она не одна. Возможно она была из антифашистской организации. Кто в ней состоял Семен не узнал, но понял, что побег возможен. Наверное его сведения проверялись и перепроверялись, и однажды он в самом деле откопал в своем забое сверток с обмундированием немецкого офицера и несколькими плитками шоколада. Украдкой переоделся и пошел к выходу из карьера. Тут его едва не убили свои же заключенные, ведь шел он мимо забоев товарищей, и хорошо, что вовремя оглянулся. Над ним уже была занесена кирка, но товарищ узнал Семена, и кирка отлетела в сторону. Шел Семен по карьеру и ждал пулю в спину, но ему повезло. Ближние охранники стояли на вышке, были заняты игрой на губной гармошке, они лишь изредка покрикивали на работающих. Они или не заметили Семена, или приняли за своего, или были в сговоре с женщиной-спасительницей. Семен прошел до самого конца карьера неуличенный. В конце карьера охранники даже повскакивали и прокричали: «Хайль Гитлер!». Они-то уже могли с полным основанием принять его или за проверяющего или за проходящего мимо офицера. Семен тоже вздернул руку вверх. По больной спине Семена стекал холодный пот. От нервного напряжения деревенели руки и ноги, но обошлось, и это было проведением Божьим.
Выйдя из карьера, Семен почуял свободу. Напряжение спало, ноги сделались ватными, но медлить было нельзя. Стараясь не попадаться немцам на глаза, он добрался до железнодорожной станции, где увидел состав, направляемый на фронт. Танки были зачехлены, и он забрался под один из них. Состав вскоре тронулся.
Трое суток скрывался Семен под танком без еды и воды. За два года плена он выучил немецкий язык, и довольно хорошо понимал его, мог изъясняться, и на последней станции понял: фронт вот он - рядом! Под покровом темноты выбрался из-под танка, добрался до линии фронта и пополз в сторону своих, Обходя немецкие окопы и заграждения, дополз-таки до своих, но свои едва не пристрелили его. Семен закричал: «Ребята, я свой!» и этим спасся.
Но офицер особого отдела спросил: «Почему сдался в плен а не застрелился?». Была такая установка в начале войны: лучше смерть, чем плен. На что Семен ответил: «Нас были тысячи и все должны были застрелиться? Ты вот в тылу и никогда не поймешь тех, кто там оказался». Особист, пристрастно допрашивающий Семена, отправил его далее по инстанции, состряпав «материал». И дали Семену шесть лет уже нашего лагеря.
Отбывал свой срок Минаков в Новокузнецке на строительстве подземного порохового завода, где так же работали и пленные немцы. Немецкая бригада работала ни шатко ни валко, выполняя нормы на 50-70%. Сколько с немцами не бились, заставить их работать так, как работали бригады русских «предателей», не могли. И вот на должность мастера участка назначили исполнительного и сообразительного Минакова. Обходя участок, он однажды в немецкой речи подслушал: они предполагали убить кого-то из лагерного начальства и если не сбежать, то хотя бы отомстить за плен.
Возможно это были только их мечты, выраженные вслух. Поэтому-то Семен решил не сообщать начальству, но бригаде пленных заявил: «Если вы не станете хорошо работать, а будете как прежде саботировать, я сообщу о ваших разговорах и вас расстреляют». Пленные такого оборота не ожидали, услышав из уст русского мастера почти чистую немецкую речь, они сразу же сдались и пообещали хорошо работать. Бригада пленных немцев стала выполнять нормы на 150-200%. Начальство гулага было удивлено. Стали дознаваться в чем причина такой резкой перемены в работе пленных. И дознались! Оказалось, что мастер Минаков неплохо говорит по-немецки.
Надо знать политические поветрия того времени, чтобы понять почему Минакову к шести годам заключения прибавили еще четыре, обвинив в сговоре с немцами. Никакие оправдания и объяснения не помогли. Однако Семен сдержал слово, не выдал пленных.
И «отслужил» Семен Минаков в лагере до самого 1953 года. После смерти «отца народов» товарища Сталина его реабилитировали по чистой, но боль за себя, за несправедливость со стороны Родины не покидала Минакова до самой смерти. Рассказывая эту историю, Семен плакал, а был он мужиком крепким, сильным, выправился, выйдя на волю. И умер уже в семидесятых, унес свою боль в могилу.
Вот так Родина-мать обходилась со своими сынами, когда у ее руля стояли люди с невысокими взглядами на жизнь, подверженные личным амбициям и низменным желаниям, поэтому, избирая себе руководителей, мы, простые люди, должны смотреть и думать, кого выбирать, относиться к выборам с полной серьезностью.
«Я не знаю имени той женщины, - говорил дядюшка, - не знаю, кто она по национальности, но если бы я встретил на свободе, я бы все отдал ей и за нее, за ее доброту! Есть все-таки за земле доброта. Она не убиваема. Она живет в людях».
Рассказ В. П. Шамаля записал А. Н. Тихонов.
Частные мастера Винтовые лестницы на второй этаж
Полное описание первых признаков и выраженных симптомов при гепатите В здесь
Дренажная система водоотвода вокруг фундамента - stroidom-shop.ru
Правильное создание сайтов в Киеве https://atempl.com/r/