Давно я не был на своей малой родине. После десятилетки поступил в летное училище; за 45 лет, отданных авиации, облетал почти весь земной шар, теперь на пенсии, живу в Москве.

До Красноярска 4 часа самолетом, а до Идринского - целый день автобусом. В былые времена и в Идру самолеты летали! Красовался уютный аэровокзал, гладким бруском простиралась добротная взлетно-посадочная полоса, и только с наступлением темноты умолкал командный авиационно-диспетчерский пункт. Куда все делось!

Двадцать лет назад из пилотской кабины летящего самолета, гордясь цивилизацией родного края, я заснял на видеокассету Идринский аэродром, посадку самолета, подруливание к аэровокзалу, радостные лица пассажиров и встречающих. Эту пленку я привез с собой, чтобы показать землякам - вспомнить вместе с ними былое и погрустить о несуразных наших утратах.

В Идре живет мой двоюродный брат Петр Александрович Медюшко. Я звонил ему из Москвы, сказал, что скоро приеду.

Осторожно открываю калитку. Во дворе никого. Аккуратно прибрано и подметено. Шелестят березки, зеленеют кусты жимолости и смородины. Свежо желтеют бревна новенькой баньки. На ее месте когда-то стояли ржавый «Запорожец» и разбитый мотоцикл. Теперь - никакой автотехники. Ступаю во двор: за углом лязгнула цепь, и взлохмаченная собака с истошным лаем выскочила мне навстречу. Шагах в трех резко затормозила и снова залилась фальцетом.

- Как не стыдно, - тихо начинаю разговор с нею, - первый раз видимся, а ты набрехала полный двор!

Дружелюбно протягиваю вперед руку и, приседая, делаю шажок на сближение.

- Мы ж с тобою земляки, родственники даже, а ты... Собака, одумавшись, удивленно смотрит на меня, словно вспоминая что-то, и уши тихонечко ложатся на голову.

- Цыц, Бимка! - раздался голос. На крыльце появилась Надежда Сергеевна, жена Петра Александровича.

- Петя! Иди встречать, брат приехал!

Надежда Сергеевна, и брат, и я - родом из таежной деревушки Николаевки, что затерялась за Кортузским перевалом. Деревни таковой давно уже нет - все разъехались - и только стоит без окон, пола и дверей. наш осиротелый дом, словно мачта затонувшего корабля, напоминающая о былой утекшей жизни.

Наш николаевский колхоз назывался «Краса тайги». Это поэтическое словосочетание чудесно гармонировало с живописной природой тех мест, на которые сколько бы ни смотрел, никогда не налюбуешься! Вот в этом колхозе и начинал свою трудовую жизнь Петр Александрович. Мальчишкой возил волокуши на сеноуборке, пас коров, а подрастая, пошел косить сено, пахать землю. И конюхом был, и хлеб убирал.

Когда началась Великая Отечественная, отца взяли на фронт, и житейские заботы неизмеримо возросли - мать осталась с шестью детьми, четверо из них были моложе Петра. В боях под Старой Руссой отца тяжело ранило, и он вернулся домой калекой на костылях. Шел 1943 год - се-редина войны - и 17-летнего Петю призвали в армию. Служить довелось на Дальнем Востоке, вблизи Биробиджана, на южной излучине реки Амур. Три месяца боевой спецподготовки и 23 февраля 1944 года - в День защитника Отечества, как именуется он теперь, рядовой Медюшко принял военную присягу и был назначен радиотелеграфистом во взвод управления пулеметно-артиллерийского полка. В августе сорок пятого участвовал в боях по разгрому японской Квантунской армии. На сопках Маньчжурии, в труднодоступных таежных местах, под огнем противника с катушкой проволоки на спине восстанавливал прерванную связь. Был ранен. За участие в Маньчжурской операции получил свою первую боевую награду - медаль «За победу над Японией».

После войны судьба моего брата заметно изменилась: его не демобилизовали, а направили в военное медицинское училище, которое он окончил с отличием. Петр Александрович прослужил в армии 8 лет, и с должности санинструктора медсанбата стрелкового полка, в звании старшины, возвратился домой.

Стол перенесли в середину комнаты и застлали белой скатертью. Пришли дети брата - Анатолий и Петр с семьями. На столе - все, чем богат дом. Сокрушили по маленькой за встречу, за здоровье, помянули кого уже нет... И потекли воспоминания: как пахали сохою на быках и как в деревню пришел первый трактор, как серпами жали недозревшую пшеницу и молотили в снегопад, как гонялись за обезумевшим боровом, которому метили в лоб, а прострелили ухо... Многое вспомнилось...

- Да-а, - горестно вздохнул Петр Александрович. - Незаметно пролетело время! Восемьдесят два года живу! И все что-то мешало: в юности – война, в старости - перестройка...

Сочувственно посмотрев на мои волосы, добавил:

- Ты, братишка, тоже порядком изменился, голова будто черемуховыми лепестками усыпана.

Я рассеянно улыбнулся:

- Это в полетах солнечным ветром посеребрило.

- Давайте по стопочке за сибиряков! - встрепенулся Петр Александрович. - Где сибиряки - там победа! Кто знает, что было бы с Москвой, если бы не сибирские полки в сорок первом!

- За сибиряков! - вдохновенно сомкнулись рюмки.

Я затянул:

«Не пойте вы, дробные пта-а-шки,
Не пойте так рано на заре».

- Боже мой, это ж любимая песня моей мамы - взволнованно воскликнул брат. - Откуда ты слова знаешь?

- Лет двадцать назад твоя мама их продиктовала.

Эту мучительно-грустную песню о невесте, сшившей белое подвенечное платье, но оказавшейся преданной своим любимым, пели в нашей деревне. С особой мягкой русской печалью исполняла ее тетя Анюта, мать Петра Александровича.

«Не дайте вы сердцу печа-а-али,
Что я на чужой стороне».

Глаза у брата увлажнились, и на щеках блеснули струйки слез...

Запели военную:

«На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят!».

Петр Александрович преобразился: приподнял подбородок, выпрямил плечи и затянул как бравый солдат в строю!

А напоследок грянули: «Каким ты был - таким ты и остался!».

В спальне висела старая, до боли знакомая балалайка, и я попросил брата поиграть. «Пальцы не бегают», - посетовал он. Я помню время, когда у нас на вечерках играли только на балалайках. После войны появилась гармошка. А Петр Александрович, отслужив, привез в деревню первый баян! Сам играл на нем, и сам пел! Это была культурная революция!

Наши хаты стояли через дорогу, и я далеко за полночь не смыкал глаз, вслушиваясь в слова и волшебную музыку!

«Мне хорошо, колосья раздвигая,
Сюда ходить вечернюю порой.
Стеной стоит пшеница золотая
По сторонам дорожки полевой».

Медицинское образование, полученное в армии, стало для Петра Александровича основной профессией в мирной жизни. В селе Шадрине организовывалась участковая больница для северной окраины Идринского района, в становлении которой он принял активное участие. В этой больнице, будучи учеником шестого класса, с простудою лежал и я.

- Знаешь, - рассказывал я брату, - полвека прошло, а мне не забывается вкус и запах манной каши, которую я впервые ел у тебя в Шадринской больнице.

- Вкусная была, раз помнишь! - засмеялся Петр Александрович.

- Ты часто роды принимал, тебя даже ночами поднимали. Наверное, многим детям крестным отцом стал?

- Роды принимать я не имел права. Мог бы в тюрьму попасть! Но Бог миловал: всегда хорошо получалось. А как откажешь беременной, если требуется срочная помощь?

Как-то из Иннокентьевки на лошади муж привез жену в тяжелом состоянии с малышом в пеленках. Он родился дома, но плацента у матери не вышла. Из Идры в Шадрине приехала "скорая" с женщиной хирургом-гинекологом. Оказалось, что в утробе роженицы находится еще один ребенок. Прошло много времени после рождения первенца, и хирург решает, что второй плод наверняка задохнулся, и его надо дробить, чтобы извлечь. Приготовили инструменты. Петр Александрович в этой ситуации "играл третью скрипку", но не промолчал и возразил:

- А если живой? Надо попробовать вытащить,- под наркозом!

Но оба засомневались: женщина обессилена и какая ей необходима доза для анастезии? Везти в Идру? Роженице не дотянуть... И Петр Александрович дает эфир интуитивно, опираясь на свой опыт и чутье. Словом, всю ответственность взял на себя! Хирург-гинеколог стала извлекать плод, но рука то и дело срывалась...

- Вам не вытащить! Позвольте мне!

Ребенок вышел - и раздался крик!

Петр Александрович обработал личико, носик, ротик от последа, и мама проснулась. Мальчика назвали Федей, и он впоследствии стал известным трактористом не только в Иннокентьевке, а на всю округу.

А сколько малышей мой братишка принял в свои волшебные руки! Пока мамы находились в больнице, поправляясь после родов, Петр Александрович давал детям свои «временные» имена. Подходил к роженицам и спрашивал: «Как Сереженька? Как Иринка?». И многие родители оставляли эти имена своим детям на всю жизнь. В честь моего брата, принимавшего роды, некоторые мамы называли своих сыновей Петями.

С гордостью хочется сказать, что крохотная и небогатая Шадринская больница обслуживала 13 таежных сел!

Петру Александровичу посчастливилось в семейной жизни. Он женился на нашей деревенской красавице Наде Садовской. Более полувека они живут в любви и согласии. Вырастили троих сыновей, лелеют внуков. Надежда Сергеевна 13 лет бок о бок с мужем отработала санитарочкой. Это из ее рук я впервые в жизни ел манную кашу в Шадринской больнице! И как мне не назвать эти руки золотыми!

Однажды я спросил у братишки, какая награда для него дороже - боевая медаль «За победу над Японией» или орден Отечественной войны?

- Дороже всего, - ответил он, - когда подходят незнакомые люди и спрашивают: «Это вы будете Петр Александрович?» Потом крепко жмут руку и зовут в гости.

Н. Мидюшко, г. Москва.

• Назад
• Вперёд